БАВЕ НАЗЕ
Джаладат удивился
этим словам, но ответил как ни в чем не бывало:
— Если вы пришли
ко мне – то по какому именно делу?
— Мы пришли
сказать тебе, что мы – посланы партией, и что наш товарищ был неправ.
Джаладат посмотрел
на них внимательным, оценивающим взглядом и коротко ответил:
— Ничего.
— Но партия
считает, что ты тоже не был прав. Вы не должны были доводить разговор до такой
степени.
— А что мне оставалось
делать? Неизвестный человек, в кофейне, подходит к тебе и требует написать
отчет. Ну что ты тут будешь делать? Видимо, моя ошибка заключалась в том, что я
вообще поддержал с ним разговор. Мне надо было сказать: «Ты ошибся адресом и
спутал меня с кем-то».
— Ну, ладно.
Напиши свой отчет. Партия хочет знать, что было с вами в тюрьме. И на суде,
конечно.
Джаладат вновь
начал закипать и раздраженно ответил:
— Я не понимаю,
почему я должен писать отчет партии. Прежде всего, я не член партии. Это во-первых.
А во-вторых: то, что я делал в тюрьме и что делали со мной – вы узнаете через
своих товарищей, бывших со мной в заключении.
— Товарищи
направили нам свои отчеты..
— Вот и
наслаждайтесь!.. – Прервал его Джаладат.
— Нам нужно, чтобы
ты написал сам.
Он сделал паузу.
— И особенно
подробно – о своем суде.
— Но ведь на суде
тоже были ваши товарищи!
Тут вмешался
второй человек, до сих пор молчавший.
— Партийная
дисциплина требует, чтобы ты написал «от» и «до» – все, что произошло с тобой.
— Я вам скажу «от»
и «до». Я не сдался. Я ни на кого не дал показаний. Это – то, что я вам говорю.
А писать отчет я не буду.
— Это – попытка
поставить себя над партией. Да, это именно так – по-другому не назовешь.
— Попытка
поставить себя над кем? – Переспросил Джаладат.
— Над партией.
И тут второй
добавил:
— Для нас это
абсолютно неприемлемо. Напиши – и брось свои мелкобуржуазные замашки.
У Джаладата
потемнело в глазах. Он ответил в бешенстве:
— Это я-то
мелкобуржуазен?! Ну да, я мелкобуржуазен. А вам-то что?
Тут вмешался другой
гость, пытаясь сгладить ситуацию:
— Ну, что же ты
упрямишься? Напиши. Или ты не можешь?
Но Джаладат
продолжал с прежней злостью:
— Могу, не могу –
это уже мое дело. Вас оно не касается.
Тот, кто говорил
более жестко – вновь взял слово:
— Видимо, в газете
была написана о тебе правда.
Как только он это
сказал – Джаладат окончательно утратил власть над собой. Пошла сплошная ругань,
и если бы в этот момент не вернулся Маджид – еще неизвестно, чем бы все
кончилось. С его приходом, все тут же замолчали. Но молчание длилось недолго:
оба гостя тут же поднялись и приготовились уходить. Уходя, более жесткий из них
сказал:
— Мы с тобой еще
рассчитаемся.
Маджид проводил их
до калитки. По возвращении он спросил:
— Что еще за
расчет?
— Какие-то
странные люди. Они тоже хотят от меня отчета. Я никак не могу понять: для чего
партии нужен мой отчет? Почему они верят вражеской газете – и не верят мне?
Меджид сказал,
успокаивая:
— Да оставь их.
— Я-то их
оставляю, да они не оставляют меня в покое. Эти ублюдки не стоят и мизинца тех,
кто находится в тюрьме! Я всегда спорил с Ахмедом, но эти споры принесли мне
большую пользу. А эти? Как они стали ответственными людьми – я не понимаю.
— Так всегда было.
— Что всегда было?
— Плохой человек
всегда ест то, что заработано хорошим. Они приходят – и сидят на готовом. Да и
ладно. Я вижу, что тут все осталось нетронутым, и даже ты не поднялся со своего
места.
— Ой, эта книга
очень интересная. Я никак не могу от нее оторваться.
Маджид ответил с
улыбкой:
— Книга – не
птичка, не улетит. Но птички в нашем животе просят поесть. Сейчас главное –
приготовить ужин и после такого неприятного разговора – успокоить душу
стопочкой арака.
Джаладат ответил
очень грустно:
— Арак причиняет
мне боль. После каждой выпивки, меня беспокоит печень.
Маджил махнул
рукой:
— А, выпьем. Где
тонко – пусть там и рвется.
И они выпили.
Через два дня
после своего посещения, представители партии встретились с Маджидом. На этот
раз разговор был коротким.
— Ты должен
прервать все отношения с этим признавшимся человеком. Он должен стать среди
народа изгоем.
Маджид не верил
своим ушам. Он ответил с упреком:
— Побойтесь Бога!
Джаладат – и признание?!
— Ты видел его
фотографию в газете?
— Я видел, но он
не просил прощения в суде. Ни в суде, ни в тюрьме. Если вы хотите знать правду,
признавшийся – это я. Я! И я очень благодарен, что он по-прежнему со мной
дружит.
— Ну, тогда и к
тебе будет особое отношение.
На этом они
расстались.
…Прошли годы. Маджид
в городе стал зваться «пьяным философом». Джаладат заработал две кличким:
«Тужо» («Прямой») и «Этрафчи» («Признавшийся»). Те, кто называли его «этрафчи»,
со смехом говорили: «Как можно быть одновременно Этрафчи и Тужо»? Но, по правде
говоря, его следовало бы звать: «Больной Тужо». Он терял сознание не от
пьянства – от боли в печени.
В
тот вечер, вечер смерти Тужо, у Маджида вновь собралась компания. Но Тужо еще с
вечера не находил себе места из-за боли в печени. Как только он выпил
стопочку-две – его охватила адская боль. Он потерял сознание, так и не приходя в себя, оставил этот грешний мир…
***
Вечером «философ»
с тремя своими товарищами, а с ними мулла Абдурахман шли по улицам города и
пели любимую песню Тужо:
Эй, друзья мои! Не
дайте вероломным людям
Сопровождать гроб
с телом моим;
Но уж если вы
похороните меня – похороните со мною боль
И несчастья всего
мира.
Пусть после смерти
моей одно только счастье
Останется на
земле!
Не успели они
допеть песню – как столкнулись с матерью Тужо.
— Вот мать самого
лучшего сына на земле! – сказал Маджид и, обращаясь к мулле, продолжал:
— Сейда! Это –
мать Тужо. Это – мать, которая произвела Тужо на свет.
Мать остолбенела.
Она видела, что с «философом» творится что-то необычное. Но так как слухи о
смерти сына уже дошли до нее, она не обратила внимания не его странности. Она
сразу задала вопрос, лежавший у нее на сердце:
— Где Джаладат?
Вопрос матери
подействовал на Маджида, как нашатырь. Тем не менее, он ответил в прежнем тоне:
— Джаладат
обиделся на нас и ушел1…
— Куда ушел? – Прервала
его мать.
— Он ушел в другой
город, в другую страну, в другой мир. Но он навечно останется в наших сердцах.
С этими словами «философ»
бросился на колени перед матерью… Товарищи, недоумевая – поступили также, но
несколько неувереннее. Мать стояла, совсем растерявшись, не зная, что делать и
что сказать. «Философ» даже попытался поцеловать ноги матери Тужо. Та
отпрянула. Тогда «философ» поднял голову и посмотрел ей в лицо:
— Мать! Мы в долгу
перед тобой. Не только мы – но и… и…
Он во весь голос зарыдал.
Люди,
которые проходили мимо – удивленно смотрели на женщину, стоящую перед толпой
алкоголиков. Но еще с большим удивлением они смотрели на муллу. Кто вслух, кто
шепотом, они говорили:
— Мулла не
стыдится своей бороды – стоит рядом с этими!
Но они не знали, что мулла сам был
пьян.