БАВЕ НАЗЕ
Рыдая, он упал на
колени, обратившись лицом к комнате, где лежало тело Тужо, и склонил свою
голову. Так же поступили и остальные. Только мулла Абдурахман не знал, что
делать. Тоже упасть на колени? Или подойти и поднять их? Он еще не успел
принять никакого решения, как раздался шум машины. Вошло несколько жандармов.
Одни подошли к стоящим на коленях, держа в руках автоматы, другие вошли в
комнату. Их начальник обратился к мулле:
— Это твой
покойник?
— Нет.
— Тогда что ты
здесь делаешь?
— Я пришел его
обмыть.
— Ему этого уже не
требуется. Мы сами обмоем и похороним его.
Тем временем
жандармы выносили из комнаты тело Тужо, замотанное в одеяло. При виде этого, «философ»
бросился наперерез – но его ударили прикладом автомата. Мулла Абдурахман
закричал им:
— Этого нельзя
делать, мусульманская религия не допускает этого…
— Мы не позволим,
чтобы весь город будоражился из-за какого-то покойника, – ответил ему
начальник.
…И жандармы
исчезли так же быстро, как появились.
С той же
стремительностью, с какой сейчас жандармы увезли его тело – когда-то арестовали
и увезли из паспортного управления его самого и его товарищей.
Еще тогда Тужо (на
самом деле звавшийся Джаладат) и «философ» (носивший имя Маджид) договорились,
что в момент получения паспорта они
выкрикнут: «мы не возьмем паспорта, в котором не указана наша национальность!»
Меджид бросил свой паспорт, а Джаладат разорвал его. Тут же подбежали
полицейские…
Маленький Джаладат
в первый же день, как пошел в школу, не мог понять: почему занятия ведутся на
чужом языке? Он поделился своим недоумением с отцом, и отец ответил:
— Я давно ждал
этого момента.
После чего он
посадил сына рядом с собой и очень серьезно продолжил:
— Сынок! Ты еще
мал, но все-таки я обязан сказать тебе правду. Горькую правду.
Мальчик, с
раскрытым от удивления ртом, смотрел на отца и слушал.
— Знай: те люди,
которые сегодня заставляют нас учиться на их языке – насильно запрещают нам
учиться на нашем родном. Они делают так, чтобы мы выучили их язык и забыли
свой. Но, сынок, ты должен знать: если мы потеряем свой язык, мы обязательно
потеряем свою национальность. И с ней – свое лицо.
Отец пригладил
руками его волосы и, прижимая его к себе, с той же серьезностью продолжал:
— В этом и состоит
задача турецкого государства. Точно так же, как нас самих они хотят сделать
своими слугами – так и наш язык они хотят сделать слугой турецкого языка.
Отец Джаладата,
исходя из собственного опыта, видел задачу национального движения именно так:
поднять самосознание через язык. И сколько бы члены различных партий ни
пытались привлечь его в свои ряды – ответ у него был один: «когда вы перестанете
говорить о классовой борьбе, и ее место займет национальный вопрос – тогда я
буду с вами… Разве вы не знаете, что если раньше причиной нашей гибели были
племенные раздоры – то сейчас для нас так же опасна классовая идеология?»
Из-за таких
взглядов, он оставался одиноким.
Конечно, маленький
Джаладат не мог до конца понять смысл речей своего отца. Но отец день за днем рассказывал об истории
народа и страны – и это не могло не оставить следов в его душе. Не раз
вспоминал он, как отец говорил: «не забывай: я назвал тебя в честь нашего
эмира, Джаладата Бадрхана1. И когда ты станешь большим – ты должен
постараться быть достойным его имени.»
После смерти отца,
и даже вплоть до своего ареста, он
ничего не читал о Джаладате Бадрхане. Но отцовского завета он не
забывал. И когда Джаладат подрос – он
пошел по стопам отца.
Так же как и отец,
он не вступил ни в какую партию. Как и отец, он считал, что национальные права
можно завоевать не через политику, а борясь за сохранение языка и самосознания.
А поскольку эти запреты он ощущал главным образом в школе, именно там он
противостоял общему течению.
Однажды, на уроке
литературы (а учитель литературы был
известен своими фашистскими взглядами) – он демонстративно, на весь класс, крикнул другу по-курдски. Учитель
в ярости подскочил к нему: «Как ты смеешь говорить этим кривым языком?!»
Джаладат отвечал в том же тоне: «Но ведь когда вы говорите – ваш язык не
кривится?»
Что было дальше –
знает один Бог. Его били в классе, били в кабинете директора. И сколько бы ни
требовали, чтобы он извинился перед учителем – Джаладат с истинно курдским
упрямством стоял на своем. После этого он окончательно приобрел репутацию
самого непослушного мальчика в классе. И еще более возненавидел турецкий язык.
Из его
одноклассников, только Маджид выражал ему сочувствие. После этого случая, между
ними возникла тесная дружба. Джаладат не скрывал своих взглядов от друга –
наоборот, именно с ним они поделились самой заветной мыслью: отказаться от
паспорта, заявив при этом открыто: «мы хотим паспорт, в котором было бы
указано, что мы – курды». «Если все мы
откажемся получать паспорта, – говорил он, – то что сможет сделать государство?
Ровно ничего!».
И вот этот день
наступил. Вместе с Маджидом, он произнес
слова, которые должен был произнести….
Эх, молодость,
молодость! На что только ты не способна? Ты способна на все! Именно в этом
смысле говорили люди, пытавшиеся заступиться за них перед полицией. Но у этого
государства молодости предстояло пройти через несколько этапов. Она начинала с
пытки, затем проходила через следствие,
тюрьму и суд.
Когда они
приходили в себя от боли – они видели, что находятся в кабинете
следователя. Да, одиночная камера – или
кабинет с пыткой. Это была первая ступень, которую заключенный должен был
преодолеть – или пасть.
На пятый день заточения
между жизнью и смертью, следователь пригласил его к себе. Пять дней в одиночке,
без следователя, но с беспрерывными пытками – были одним из способов
психологической обработки. Одиночество в камере – особая пытка. Эта – борьба с
самим собой. И следователь это прекрасно
понимает. Поэтому, когда Джаладата ввели в кабинет – следователь, не поднимая
головы, продолжал рыться в бумагах. Потом он взял какое-то дело, пролистал
несколько страниц и, по-прежнему не поднимая головы, задал вопрос:
— Твое имя?
— Джаладат.
— Мальчик, говори
по-человечески: имя, фамилия.
Этот строгий тон,
однако, не внушил Джаладату никакого страха, и он ответил с уверенностью и
спокойствием:
— Джаладат Гочмен.
Следователь поднял
глаза в потолок, словно пытаясь что-то припомнить, и дважды повторил:
— Гочмен, Гочмен…
Хм.
1 Джаладат Бадрхан (1893-1953) –
курдский просветитель, и национальный деятель, основоположник курдского
алфавита на латинской основе и современной курдской грамматики. Являлся
потомком правителей княжества Ботан.